ЮЖНЫЙ КРАЙ ВЕЧЕРОМЪ. Студентъ Димитрій Шестаковъ сидитъ въ своей комнатушкѣ у деревяннаго обо драннаго стола и думаетъ. Крѣпко охватилъ голову руками, и такъ мучительны эти его мысли, что время отъ времени онъ покачиваетъ головой, ежи • маетъ руки въ кулаки и стонетъ тихо и жалобно, какъ ребенокъ. Нѣсколько дней уже длится у него та кое отчаянное настроеніе. Дома оно осо бенно усиливалось, и каждый вечеръ, вотъ такъ, какъ теперь, Шестаковъ садился къ своему столу, но книгъ въ руки не бралъ, работать не могъ и все думалъ. Дѣло въ томъ, что старикъ отецъ при слалъ ему изъ провинціи пространное и мучительное письмо. Помогать сыну онъ не могъ при всемъ на то желаніи. Самъ на старости лѣтъ мѣста лишился и нуж дался въ помощи. И вотъ старикъ пи салъ, что Митѣ „слѣдуетъ вернуться домой —отца пожалѣть, маленькаго брата и се бя”. Въ банкѣ Митѣ предлагаютъ мѣсто. Ихорошее мѣсто—на 80 рублей. „Восемь- Чулалонкорнъ. Сіамскій король, скончавшійся 9-го октября. десять рублей, писалъ отецъ, деньги, ко нечно, небольшія, но чрезъ полгода бу дешь уже получать сто, а въ будущемъ и выше подымешься. Возможно, до полу тораста рублей дойдешь. Это деньги, ко торыя съ университетскимъ дипломомъ не всегда найдешь. А сколько лѣтъ муче ній. Помощи ждать неоткуда тебѣ. Самъ ты хилый и слабый. Къ тому же и мое по ложеніе съ твоимъ маленькимъ братиш кой прямо безвыходное. Иногда и хлѣба въ домѣ нѣтъ”. Шестаковъ хрустнулъ руками, припоми ная всѣ эти слова. Острое чуство жало сти къ отцу снова наполнило его грудь, и въ то же время такими мучительными и прямо-таки невозможными представля лись будущіе годы ученія. Вачиравудъ. Новый Сіамскій король. Еще четыре года! Небольшія деньжон ки, которыя лѣтомъ, по окончаніи гим назіи, заработалъ онъ у себя въ провинціи, почти совсѣмъ изсякли. Поиски уроковъ, переписки или частной службы ни къ чему не приводятъ. Да вотъ, вчера, напримѣръ, ходилъ онъ утромъ по объявленіямъ. Всѣ ноги из билъ, измучился. Куда ни придетъ, вездѣ цѣлая шеренга такихъ-же молодыхъ лю дей, какъ и онъ самъ. Сговорились даже меньше восьми рублей не брать и стояли въ очереди, какъ около билетной кассы театра. Наняли второго съ краю. Такой высокій, худой и скуластый юноша. Вы шелъ онъ и весь буквально сіялъ, и Ше стакову даже тяжело было вспоминать теперь, какъ остальные „кандидаты” на эти жалкіе восемь рублей злобно и хо лодно смотрѣли на счастливца, а самъ онъ, Митя Шестаковъ, который никогда никого не обидѣлъ и въ гимназіи былъ общимъ любимцемъ, вдругъ почувствовалъ страстное желаніе подойти къ этому вы сокому, скуластому юношѣ и бить его по лицу, бить, чтобы не улыбался онъ, а жалобно-жалобно кричалъ. Что-же дальше? Положимъ, и ему удаст ся найти маленькую работу. Нс, вѣдь, еще четыре года. А отецъ, а братъ?… Шестаковъ схватился за голову и сно ва тихо занылъ, сжимая кулаки. И чѣмъ больше онъ думалъ, тѣмъ правдивѣе ста новилось письмо отца. Оно казалось уже единственнымъ выходомъ изъ положенія, оно казалось ‘сказкой и манило, влекло его. „Восемьдесятъ рублей, вспоминалъ онъ, чрезъ полгода сто”. Наука, дипломъ, да, вѣдь, ито правда, что съ дипломомъ не всегда найдешь сто рублей. Наука то же больше для сытыхъ удобнѣе. И опять злоба, отчаяніе и раздраженіе наполнили его сердце. — Отецъ правъ, прошепталъ онъ. Въ комнатѣ совсѣмъ стемнѣло. Шеста ковъ подошелъ къ окну. Въ сумеркахъ вырисовался грязный уголъ двора; круп ными пушистыми хлопьями сыпался пер вый снѣгъ и таялъ внизу. Зажегъ лампу, и когда глянули на не го ободранныя стѣны его комнатушки въ пятнахъ и дырахъ отъ старыхъ гвоздей, то сдѣлалось еще тяжелѣй — Нечего и думать, рѣшилъ онъ вдругъ и подошелъ къ столу. Нѣтъ иного выхо да. Отецъ правъ. Наука—совсѣмъ не де мократическое развлеченіе. Шутка не удалась. Не удалась и улыб ка. Губы искривились, Шестаковъ запла калъ нервно, жалобно, а когда немного успокоился, сѣлъ писать отцу письмо. Онъ согласенъ, онъ вернется и займетъ мѣ сто. Написавъ, онъ откинулся на спинку стула и замеръ въ полной неподвижно сти. Уже не было боли. Въ душу входила какая-то апатія, и хотѣлось бы скорѣе, скорѣе бросить все здѣшнее, чтобы и на поминаній даже никакихъ не было. Въ дверь быстро постучали. Цѣлый градъ легонькихъ ударовъ и, тоненькій веселый голосокъ— — Можно къ вамъ? Шестаковъ вздрогнулъ и, точно просы паясь, уронилъ: Принцъ Чокрабонъ. Нынѣшній наслѣдникъ Сіамскаго пре стола. Офицеръ русской арміи. — Можно. Дверь быстро распахнулась, и въ ком нату вошла высокая худенькая дѣвушка. Черная юбка, старая кофточка съ кро хотнымъ до комизма барашковымъ ворот ничкомъ. Молодое личико зарумянилось отъ холода, глазки блестѣли, а бѣлоку рые волосы прядями выбились изъ-подъ маленькой черной шляпки, и блестѣлъ на нихъ снѣгъ. Ахъ, это Катенька Маропульцева, кур систка. Познакомились они какъ-то на лекціи. Тогда Катенька сидѣла рядомъ съ нимъ и, наморщивъ лобикъ, записы вала что-то въ свою растрепанную тет радку, изъ которой торчали какія-то цвѣт ныя тряпочки. Жила по сосѣдству съ нимъ, иногда заходила. Воскресенье, 24-го Октября 1910 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 10124. ,2 ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье. 24 го Октября 1910 года. А. Л . Брэнфо. Учительница французскаго языка въ Вознесен ской женской гимназіи. По случаю 30 лѣт ней педагогической дѣятельности. Л М. Клементьевъ. Пѣвецъ и актеръ, недавно скончавшійся въ Тифлисѣ. См. „Южный Край” No 10116. Н. Д Коцовскій. Бывшій профессоръ горнаг института, недавно скончавшійся. См. „Южн. Кр.‘ No 1011*). Gaudeamus” на сценѣ Харьковскаго (городского) театра Синельникова. Танцы въ 4 мъ актѣ. — Брр.. Какой холодъ! Насилу добѣжала! И такъ красиво—первый снѣжокъ. Все бѣ ло-бѣло. и тиши на торжествен ная. Когда идетъ снѣгъ,всегда тор жественная ти шина. Вы замѣ тили? Да- вста вайте же! Засты ли. Совсѣмъ руки замерзли, не стя ну кофты. Ахъ, Господи, какой невѣжа! Да ше велитесь же. Не такъ. Вотъ кава леръ! Тяните за рукавъ, теперь за другой. Такъ. Очень вамъ бла годарна. А те перь безъ особа го приглашенія бросаюсь на вашъ порванный диванчикъ и от дыхаю. Охъ! Без конечно устала. Дѣвушка высы пала всѣ эти сло ва въ одну се кунду. Отъ нея такъ и вѣяло веселостью. Сняла шубку, сдѣлалась еще больше тоненькой и изящ ной. Прижалась въ уголъ диванчика, ото грѣвая руки. — Ну, разсказывайте, что новаго? Да что съ вами? Больны вы, что ли? — Нѣтъ, нѣтъ, какъ-то виновато про изнесъ Митя. Что жъ у меня, все по ста рому. Вы о себѣ лучше. — О себѣ? переспросила дѣвушка и на минуту задумалась, а потомъ сразу заулыбалась. Комично дула на руки, на дувая щеки. — А вотъ весь день бѣгала. Рѣшила— буду бѣгать и бѣгать. Съ десятокъ про шеній подала во всевозможныя учрежде нія, кой-гдѣ рѣзко отказывали, кое-гдѣ обѣщали. Въ одномъ мѣстѣ даже очень обѣщали и скоро. Ну что вы смотрите такъ удивленно? Ей Богу, я васъ сегодня не узнаю. Говорите—здоровы, а видъ у васъ рѣшительно больничный. Дѣвушка разсмѣялась. — Я не могу понять, сказалъ Митя тихо, отчего вы такая радостная. Сами говорите бѣгали, да ничего не вышло. — А завтра выйдетъ. — А если не выйдетъ? — Опять буду бѣгать. Митя покачалъ головой. — Совсѣмъ забыла! воскликнула Ка тенька. Мнѣ безумно хочется чаю. Шла къ вамъ и мечта ла. Есть у васъ что-нибудь эта кое? — Что эта кое? улыбнулся вдругъ и Митя. — Да вотъ, прежде всего чай, сахаръ, затѣмъ весьма желате ленъ хлѣбъ и совсѣмъ вели колѣпно — кусо чекъ, кусочекъ колбасы. Катенька ко мично прищури лась и, показы вая пальцами, ка кой именно ку сочекъ колбасы, разсмѣялась. — Ничего нѣтъ, рѣзко и почти со злостью про изнесъ Шеста ковъ, точно же лалъ кому-то за что то отмстить. Кігзнька на хмурила брови, посмотрѣла пыт ливо на Шеста кова. Такой онъ былъ сейчасъ жалкій, согбенный на своемъ стулѣ. г: Она встала съ диванчика и быстро подошла къ нему. — Нервы, сказала она серьезно и дѣ ловито, и денегъ, конечно, нѣтъ. Расква сились, какъ вамъ не стыдно? Я вошла и сразу замѣтила. Она наклонилась немного, и, когда взгляды ихъ встрѣтились, и Митя немно го смутился, повторила, уже улыбаясь: — И вамъ не стыдно? Митѣ захотѣлось вдругъ схватить ее за руки, прижать ихъ къ лицу и запла кать, все ей разсказать, и, кажется, ста ло бы легче. Пожаловаться хотѣлось, какъ когда-то, маленькій, жаловался нянь- 3 Воскресенье, 24-го Октября 1910 года. Желѣзнодорожная забастовка во Франціи. Въ багажномъ отдѣленіи. Венизелосъ. Глава греческаго кабинета. Высадка пассажировъ съ поѣзда, остановленнаго въ пути. Военная охрана сигнальнаго поста. Португальскій флотъ бомбардируетъ королевскій дворецъ въ Лиссабонѣ. кѣ. Но онъ переломилъ себя и только сказалъ: —■ Тяжело, Катенька. Да не стоитъ объ этомъ говорить Дѣвушка покачала головой. —Расквасились. Говорю же—раскваси лись. И вдругъ бросилась къ вѣшалкѣ и на чала натягивать свою кофточку. Одѣвайтесь, скомандовала она, уже смѣясь. Ну-те, скорѣй. — Да куда? Право, вы сегодня дурите. — Это очень грубо! Ну, да вамъ мож но простить. Одѣвайтесь. Купимъ чаю и все прочее. Я сегодня замоталась и обѣдъ въ столовкѣ пропустила. А денегъ у ме ня полная сумка. Ей Богу, рубля два. Она вытянула впередъ и потрясла своей рыженькой сумочкой.—Идемте. Не хочу одна мерзнуть. Митя поднялся, почти смѣясь. — Господи, какая вы, Катенька, слав ная, какая вы… — Ну ну! — Удивительная вы, вотъ что… Я и не зналъ. А если бы зналъ, можетъ быть, самъ давно къ вамъ отправился. Снѣгъ шелъ еще гуще. Билъ по лицу, заползалъ за воротникъ холодными ка пельками и заітавпялъ вздрагивать. Зве нѣли трамваи. Быстро шли прохожіе, подгоняемые морозомъ. Электрическіе фонари, запущенные снѣгомъ,проливали мягкій матовый блескъ. Катенька забѣжала въ бакалейную лав ку на углу, купила что нужно, а потомъ всю дорогу болтала. Плановъ у нея без конечное множество. Она и пѣть намѣ рена учиться, и заняться французской литературой, и намѣтила уже, куда по ѣхать ей лѣтомъ. И. слушая ее, Шестаковъ вдругъ по чувствовалъ какую-то необыкновенную радость въ своемъ сердцѣ. Произошло ЮЖНЫЙ КРАЙ ,4 ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 24-го Октября 1910 года. —- Мама думаетъ, чго, если бы гы поступилъ къ намъ на фаб рику, папа согласился бы на наше обрученіе. — Но, милая,—вѣдь, я поэтъ. — Это не бѣда. Ты писалъ бы стихи для рекламы нашего уксуса. („Flieg. ВІ.*). — П о ч ем у кланяетесь вы такъ почтительно всѣмъ пріѣ:- жаюшимъ? Въ отвѣтъ мнѣ тогда снимаютъ шляпу. Ожидаемый мною господинъ имѣетъ плѣшь, и только по этому признаку я его признаю. („Flieg. В1.“). это такъ сразу и неожиданно, точно ка кое чудо. Было бодро, весело, такъ что запѣлъ бы, кажется, и все его горе, и отчаянное рѣшеніе оставить университетъ вдругъ показались такими мелкими, такими смѣш ными. т — Катенька, шепталъ онъ срывающим ся голосомъ, Катенька, да кто васъ сдѣ лалъ такою удивительной? Вѣдь, на васъ молиться можно! Вѣдь, вы вся какъ звѣздочка сіяете. Дѣвушка смѣялась. — Сами вы сегодня удивительный. Пришли домой. Скоро зашумѣлъ само варъ. Катенька полоскала стаканы и про должала щебетать. Митя подошелъ къ столу, взялъ напи санное отцу письмо и какъ-то торжествен но произнесъ. — Катенька, возьмите этотъ листокъ и разорвите. — Да у меня руки мокрыя. Что вамъ въ голову взбрело? Рвите сами. — Нѣтъ, нѣтъ, это вы должны сдѣлать. — Полная таинственность! пошутила дѣвушка, дѣлая большіе глаза. Ну да вайте. Она взяла листокъ и, разрывая его на мелкіе кусочки, приговаривала: „Разъ, и еще разъ, и еще… Ф..ф.ф.— ничего не осталось. — Однако, что сіе обозначаетъ? спро сила она. Я заинтригована. — Послѣ все, все объясню, строго сказалъ Митя. И вдругъ подошелъ къ удивленной дѣ вушкѣ, наклонился, взялъ ея влажную руку и поцѣловалъ такъ нѣжно и такъ почтительно, что она даже не улыбнулась. — Вы меня, можетъ быть, отъ гибели спасли, прошепталъ онъ и улыбнулся. Его превосходительство принимаетъ? Такихъ хорошенькихъ дамъ всегда. — Таакъ?! Тогда скажите, что его спрашиваетъ жена. („Flieg. В1.“) ‘ Я полонъ былъ одной тобою. Я такъ любилъ. А ты въ отвѣтъ, Кивнувъ небрежно головою, Сказала—„нѣтъ”. И я ушелъ. Но въ часъ томленій, Когда съ весной шептался садъ, Меня увлекъ потокъ весенній Къ тебѣ, назадъ. Но ты… ты даже не узнала О чувствѣ робкомъ и больномъ… Такъ ночь заботливо скрывала Смѣшныя слезы подъ окномъ. Несется поѣздъ. Стучатъ вагоны… Холодный вѣтеръ знобитъ и жжетъ, И по равнинѣ роняетъ стоны. Кругомъ пустыня. Лишь снѣгъ да ледъ. Бѣгу, покинувъ страну родную. Куда? Не знаю. Мнѣ все равно. Людская пошлость мечту живую Убила въ сердцѣ моемъ давно. И страшно, больно душѣ смущенной, Какъ одинокъ я, какъ всѣмъ далекъ! А поѣздъ мчится. Стучатъ вагоны, И, точно дьяволъ, реветъ свистокъ. П. Розановъ. 1908 г. Катенька взглянула на него понятливо и махнула рукой. —- Довольно сентиментальничать. Я, вѣдь, такъ кушать хочу. Садитесь. Два куска вамъ сахару или три? А. Станкевичъ. Харьковъ. Типографія „Южнаго Края1*. Сумская ул., і . А. А. Іозефовипа, No 13.
