Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ ЖЕНЩИНА. I. Алеша Макогоновъ, слу жившій раньше въ полку, а нынѣ помощникъ класс наго наставника при уѣзд ной прогимназіи, оконча тельно рѣшилъ жениться. Представьте себѣ анге ла (не Алешу Макогонова, конечно; въ немъ не было ничего ангельскаго; гимна зисты величали его Макъ- Магономъ, ч ѣ м ъ о н ъ втайнѣ гордился; нѣтъ, сейчасъ идетъ рѣчь о Ню нѣ Цѣпочкиной), пред ставьте себѣ ангела съ смуглымъ милымъ личи комъ, огромными темными глазами, пепельными во лосами, заложенными на подобіе какого то тюрба на, съ маленькими ручка ми и умопомрачительной фигурой. Когда разнеслись было слухи объ якобы открыв шихся около города за лежахъ графита, сюда на ѣзжалъ одинъ столичный инженеръ. Такъ онъ од нажды выразился гдѣ-то, что если-бы онъ не зналъ, что ее зовутъНюня Цѣпоч кина, то,пожалуй,счелъ бы ее за оригиналъ картины какого-то Россети и вооб ще прерафаэлитовъ. И очень возможно, что это такъ! Во всякомъ случаѣ извѣстно, что многіе называютъ ее ангеломъ. Такъ сынъ предсѣдателя управы, студентъ, прислалъ ей лѣтомъ письмо, гдѣ при водились стихи его собственнаго со чиненія, начинавшіеся словами: „У вратъ Эдема ангелъ нѣжный”. Письмо это умудрился прочесть Ва ня Корзинкинъ, сортируя на почтѣ корреспонденцію, списалъ и подъ се кретомъ показывалъ самому Алешѣ Макогонову. Нюня Цѣпочкина служитъ въ упра вѣ, получаетъ 30 рублей (пока!) Все- таки содержаніе сносное, но не въ этомъ вся сила, а въ томъ, что у ея матери, живущей съ нею же, имѣется гдѣ-то братъ, разбитый параличемъ богачъ—холостякъ. Б елло бы наивно думать, что онъ завѣщаетъ все свое состояніе Нюнѣ Цѣпочкиной: вѣдь, эти старые холо стяки… Но разсчитывать на извѣстную до лю—вовсе не такая ужъ фантазія. Но, если предположить, что и это фантазія, Нюнѣ Цѣпочкиной все-таки нечего бояться: она имѣетъ полный аттестатъ губернской гимназіи и при такомъ образовательномъ цензѣ все гда сумѣетъ устроиться. Говорятъ, будто-бы она даже доказала сыну предсѣдателя, что стихи его—вовсе И. И. Мечниковъ. Знаменитый русскій t актеріологъ, завѣдующій отдѣленіемъ Пастеровскаго института въ Парижѣ. На дняхъ между нимъ и германскимъ профессоромъ Эрлихомъ раздѣлена премія имени Нобеля по медицинѣ. М. И. Ильинскій, предсѣдатель Харьк. Съѣзда Мировыхъ Су дей, секретарь Совѣта Харьк. Университета, скончался 22 ноября. не еі’О, а заимствованія изъ какого-то довольно из вѣстнаго писателя. Вотъ на этой-то Нюнѣ I Іѣ п о ч ки і ю й и р ѣ ш и л ъ окончательно жениться Алеша Макогоновъ. Да право! Чего смотрѣть — вотъ возьметъ и сдѣ лаетъ ей предложеніе. Сла ва Богу, ему уже подъ 30, да и ей 21, пожалуй, уже будетъ. Чего смотрѣть! Вѣдь, женятся же люди —это очень просто и естественно; особенно же чиновнику по министер ству народнаго просвѣ щенія… Что ни говорить, а бракъ имѣетъ огромное воспитательное значеніе. Ну какой теперь онъ вос питатель, онъ, Алеша Ма когоновъ, смѣшной холо стякъ? Что можетъ дать онъ молодому поколѣнію!? Грубый мужланъ, салда- фонъ, ничего не читаетъ и часто въ училище являет ся „подъ-шофе!” Хорошее вліяніе, нечего сказать! Съ бракомъ все это, понятно, какъ вѣтромъ сдуетъ… Чудаки, право, тѣ, ко торые выискиваютъ въ бракѣ какія-то оборотныя стороны! Вотъ возьметъ —да и сдѣлаетъ предло женіе. Наперекоръ всѣмъ имъ. И откладывать боль ше не будетъ: довольно ужъ этихъ откладываній, довольно!.. Теперь же на каникулахъ и покончить. А то, чего добраго, еще въ трусости самъ себя заподозришь… Эхъ, Нюня, Нюня… Нюня! II. Когда Алеша Макогоновъ такимъ образомъ окончательно рѣшилъ же ниться, онъ въ тотъ же день подъ ве черъ отправился къ своимъ друзьямъ, Пѣтухову и Драбкину. Оба оказались дома. Они сидѣли въ однѣхъ жилеткахъ въ садикѣ. На столикѣ, какъ всегда, стояло пиво, какая-то снѣдь, миска съ вишневыми варениками, на поло вину прикрытая замызганной книж кой „Русскаго Богатства”. Сверху жи денько шумѣли вишневыя деревца, а справа въ нѣсколькихъ шагахъ жур чала криница. — А, анахореты, привѣтствовалъ Алеша друзей, перелѣзая къ нимъ съ улицы черезъ плетень. Паша Пѣтуховъ, иначе Поль де- Кокъ или Поль де-Коша, молодой преподаватель русскаго языка, сред няго роста, въ круглыхъ очкахъ и идеалистъ. Германъ Драбкішъ—высокій, благо даря своей шевелюрѣ похожій на то- щій гвоздь съ огромной шляпкой, былъ матеріалистомъ и преподавалъ матема тику. Воскресенье, 7-го Декабря 1908 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ ЬЪ No 95Ь7. ,12 ЮЖНЫЙ КРАЙ. Воскресенье, 7-го Декабря 1908 года. — Чу, барабанъ тамъ бьетъ, Макбетъ, Макбетъ идетъ! сказалъ Пѣтуховъ и зѣвнула». — Вотъ возьму да сразу и скажу имъ, думалъ Алеша: скажу—и конецъ. Чего канителить. Но когда Драбкинъ спросилъ: — Ну, что новаго на сей разъ? И какъ показалось Алешѣ, нс то насмѣшливо, не то скептически взгля нулъ на него, рѣшимость его куда-то стала уходить. — Давайте водки, нс совсѣмъ раз вязно сказалъ онъ: обязательно жди те свадьбы. — Да помилуй, Макъ-Магоіцице ты, который ты ѵжъ разъ женишь кого- то… Невѣста упрямится, что-ли? вскри чалъ Драбкинъ. — Ну, ты ужъ извѣстный скеп тикъ, угрюмо буркнулъ Алеша и по думалъ: — И чеі’о это опять мямлю я! Ска зать бы однимъ ударомъ и—квитъ. Но вмѣсто того онъ занесъ такую околесицу, что Драбкинъ руками раз велъ: – Все ты вокругъ да около. Не самъ ли ужъ ты собрался жениться, братъ? Вотъ была бы штука! — Вотъ выдумалъ! Что ты, ей Бо гу! Ха, ха! залепеталъ Макогоновъ и, чтобы схоронить лицо, метнул ся къ криницѣ и сталъ за вере вочку тянуть оттуда бутылку съ охолаживающимся пивомъ. Долго возился, тянулъ, откупоривалъ, наливалъ стаканы, выпилъ, и на конецъ, сказалъ: —- Ничего подобнаго! — Про что это ты? спросилъ Драбкинъ. —• Да вотъ… что я, мол… что, молъ, жениться я собираюсь. Драбкинъ промолчалъ и съѣлъ вареникъ, обливъ журналъ. У Алеши совсѣмъ упало серд це. Взять-бы, сказать-бы все, до- казать-бы всѣмъ имъ. Что-жъ тутъ такого, право. Можно поду мать, что онъ боится открыть… Но, вѣдь, это рѣшено и подпи сано!.. Вотъ сейчасъ досчитать-бы до ста и сказать. Или нѣтъ: ска зать, когда допьютъ эту бутылку. Бутылка очень скоро шла къ концу. Мягко и нѣжно надвигались улыбающіяся южныя сумерки. III. — Вотъ Пашка молчитъ все… началъ Макогоновъ. — А тебѣ что? спросить Пѣ туховъ, отрываясь отъ своихъ мыслей. — Нѣтъ, вы скажите мнѣ, что такое женщина. Я все насчетъ свадьбы этой. Возьмите Строеву, Кручину, ну, скажемъ, Цѣпочкину, что ли, и—какъ съ вашихъ точекъ: что такое женщина? — Все женщина, да женщина, обо злился внезапно Поль де-Коша: что- то ты больно завелъ свою шарманку. Добро бы хоть анекдоты и сальности, а то и того нѣтъ. „Женщина”, а что „женщина”—чортъ тебя знаетъ. Каж дый день, каждый день одно и тоже. — Кажется, онъ хочетъ сосватать тебѣ эту Цѣпочкину, предположилъ Драбкинъ: да куда ему! —- Вотъ еще сваха нашлась, про бормоталъ словесникъ и отвернулся. ^Композиторъ Рабиновъ. По поводу постановки его оперы „Егіка” J 5 декабря на нашей оперной сценѣ. Н. В. Муравьевъ. Чрезвычайный посланникъ и полномочный министръ въ Римѣ. Скончался 1-го декабря. — Да нѣтъ, не шутите вы, я, вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, запинался Алеша: возьмемъ къ примѣру Нюню Цѣпоч кину… Я, напримѣръ… — Такъ это ты, вспылилъ Пѣту ховъ: а мнѣ она вовсе не нравится, чего ты присталъ, скажи на милость? Алеша чувствовалъ, что разговоръ принимаетъ какой-то странный, почти нелѣпый оборотъ. — Нѣтъ, братіе, что хотите, а Ню ня Цѣпочкина мнѣ страшно нравится. И я прошу васъ серьезно высказаться на этотъ счетъ. Что такое бракъ? Я думаю, что женщина въ данномъ слу чаѣ играетъ весьма значительную вос питательную… весьма… — Ты весьма дуракъ, серьезно ска залъ Драбкинъ. ” Тихая мгла все болѣе и болѣе на ползала на нихъ. Щелкалъ гдѣ-то ба тогъ, пахло травами и вишневымъ клеемъ, а лица, теряя рѣзкость сво ихъ чертъ, перестали быть знакомы ми и, какъ пятна, расплывчато бѣлѣ ли сквозь черноту. Долго, долго молчали. И молчаніе никому не было въ тягость, потому что какъ-то внезапно спадали замки съ груди, запертой днемъ, слеталъ съ нея дневной налетъ и устанавливалась дѣтски наивная, но легкая и радост ная связь съ ночыо, очищенной отъ ложности и пошлости однообразнаго, захолустнаго дня. — Женщина… сказалъ тихо Драб кинъ. Мнѣ кажется, что женщина— нуль. Весь міръ какое-то громадное число, а общество—своего рода гро мадная непрерывная дробь, съ числи телемъ единицей. Эта единица и есть мужчина. Теперь смотрите, что дѣ лается внутри этой непрерывной дро би. Мужчина съ мужчиной или жен щина съ женщиной имѣютъ бо лѣе слабую связь между собой: свяжемъ ихъ плюсами. Но связь мужчины съ женщиной, или жен щины съ мужчиной тѣснѣе и не разрывнѣе: свяжемъ ихъ чертой дѣленія. Итакъ, мужчина и жен щина представляютъ изъ себя вмѣстѣ одинъ членъ, т.-е. дробь, тогда какъ мужчина съ мужчиной, или женщина съ женщиной такъ и останутся группой изъ двухъ членовъ. Если вы составите такъ непрерывную дробь, то она дастъ безконечность. Да, да, общество есть безконечность… Теперь раз беремъ это общество по частямъ; если вы не позабыли, что муж чина взятъ за единицу, а женщи на за нуль, то каждая пара ихъ будетъ дробью, гдѣ то въ чи слителѣ единица, а въ знамена телѣ нуль, то наоборотъ. Что-же это значитъ?—нуль, дѣленный на единицу, и будетъ нуль. Но еди ница, дѣленная на нуль, дастъ безконечно большое число. — А изъ этого вытекаетъ, уже шутливо заключилъ Драбкинъ,— что гораздо выгоднѣе, если въ знаменателѣ, внизу, стоитъ жен щина, а въ числителѣ, т.-е. ввер ху, будетъ мужчина. А еще даль ше выходитъ, что не дай Богъ, если мужчина попадетъ внизъ, т.-е. подъ башмакъ женщины! Такъ-то, голубчики. И если кто станетъ спорить со мной, тотъ, значитъ, будетъ спорить съ са мой математикой. Гдѣ-же сей дерзкій?! — Все-бы такъ, поспѣшно подхва тилъ Паша Пѣтуховъ:—да вотъ жен- іцину-то ты произвольно за нуль взялъ. А возьми-ка наоборотъ,—жен щину за единицу! Но Драбкинъ не сдавался: •— И выйдетъ благо въ томъ, что она тебѣ сядетъ на шею. Эй, Макъ- Магонъ, ты что тамъ? Слышишь на шего Поль де-Кока? Нюня Цѣпочки на эта и не чаетъ, что онъ уже у нея въ кабалѣ! Воскресенье, / -го Декабря 1908 года. Воскресали красивые, смѣлые, звуч ные образы, звенѣла душа, забывшая, что ей тѣсно здѣсь, что она устала здѣсь, что ей чего-то недостаетъ здѣсь… Гдѣ-то далеко, подъ самыми звѣз дами, загорался неотчетливый, но пре красный миражъ, серебряный и смѣ ющійся, и сердце чутко вслушивалось въ него сквозь тьму: — Женщина… IV. Алеша Макогоновъ не вмѣшивался въ споръ. Онъ только сидѣлъ и думалъ о томъ, сколько жару, сколько мыслей, сколько словъ у этихъ людей, у это го Драбкина, „Драбкина“,и Паши Пѣ- тухова, котораго прозвали „Поль де- Кошею”. Потомъ онъ вспомнилъ о своихъ брачныхъ проектахъ, и они ему пока зались такими смѣшными, такими жал кими. Вспомнилъ, что когда-то онъ былъ хватомъ, смѣлымъ, дерзкимъ, пока этотъ уѣздный городъ и прогимназія не сдѣлали его дикаремъ, трусишкой, чудакомъ и „мухобоемъ”… Вспомнилъ, что, вѣдь, съ Нюней Цѣпочкиной онъ еще не говорилъ, не рѣшился… Да и о чемъ бы говорить?.. Вспомнилъ, что собирался послать ей письмо, но передъ отправкой по казалъ написанное Поль де-Кошѣ, сказавши, что отнялъ эту записку у одного ученика, и Поль де-Коша ска залъ: — Какая пошлость и… какъ без грамотно! —- Господи, да что-жъ это такое…, подумалъ онъ и спряталъ лицо въ ладони, несмотря на темноту: и я хо тѣлъ… Я? Я!.. И его такъ обожгло, что онъ не выдержалъ и, качая головой, завылъ: — Аа… а… а… а.!. Пѣтуховъ остановился. — Ты что это, Макъ-Магонъ Макъ- Магонычъ? — Такъ… Есть въ криницѣ водка? — Къ чему, брось! Но Алеша вытащилъ бутылку и безъ стакана съ наслажденіемъ пере лилъ въ себя половину. Маргарита Штейнгель, обвиняющаяся въ Парижѣ въ убійствѣ своего мужа и своей матери. споръ, то изниваясь, какъ змѣя, то, какъ кенгуру, перескакивая съ одной почвы на другую. И уже какъ-то забылось, что тамъ, за плетнемъ, шли улицы нуднаго, мерт ваго городишки, затягивающаго и обездоливающаго своей покойной тря синой; что завтра будетъ вчерашній день, а черезъ нѣсколько такихъ зав тра—осень, зима, прогимназія, раздра женія, двойки и получки съ неизмѣн ными пирушками… V. Алеша проявлялъ такую бурную дѣятельность, не похожую на него, что какъ то Драбкинъ замѣтилъ ему: — Помилосердствуй, Макъ-Магони- ще, что ты дѣлаешь! Эта баба вооб разитъ, что у Пашки нѣтъ своей ини ціативы, что онъ тряпка и трусъ! Но тотъ только отмахивается ру ками. Въ концѣ іюля свадьба была сы грана съ необычайнымъ трескомъ. Мо лодые боялись было кутерьмы, да и расходовъ. Но Алеша совершенно — Вовсе не въ каба лѣ, возразилъ Поль де- Кокъ: я тебѣ скажу го раздо проще. Міръ – поэма. Общество—от дѣльное стихотвореніе изъ нея. Люди-—буквы. И женщины — именно гласныя буквы. Мы-же съ тобой — согласныя. Мы глухи, неясны, мы шипящія, или прояв ляемся только взры вомъ,какъ какая-нибудь губная буква. Но соеди ни согласную съ глас ной, и получится пѣву чій и плавный слогь. Изъ этихъ слоговъ— слова, изъ слова—сти хотвореніе. И если за стихотво реніе взять общество, то только въ томъ и красота его, что соеди неніе и буквъ и словъ не разсчитано, какъ твои цифры, и подчи нено закону только стихійнаго творче ства… — Что ты тычешь мнѣ въ носъ Чернышевскаго! кричалъ черезъ часъ Драбкинъ въ темнотѣ: у меня былъ Гаврилычъ, дядька, онъ мнѣ сапоги чистилъ! Вы, романтики, идеалисты, герои, рыцари, горе-соціологи не мо жете уразумѣть, что проблемы эман сипаціи женщины, какъ проблемы— нѣтъ, потому что она давно уже раз рѣшена общей теоріей… И все вольнѣе лились слова, и все пре росъ безшабашный русскій Ну, вотъ, хорошо, сказалъ онъ. — Да бросьте вы спо ры ваши. Ей-Богу, какъ дѣти! „Женщина, жен щина!” Ну и ладно. Тутъ бой нуженъ, натискъ, а вы… Эхъ, былъ, помню, у насъ въ полку… — А, этотъ случай съ еврейкой, засмѣялся Драбкинъ: какъ это ты давно ужъ не разсказы валъ объ этомъ!.. — „Какъ пошло и… какъ безграмотно!” про неслось въ головѣ Але ши. Тогда онъ съ поры вомъ внезапной зло бы зажегъ полкоробки спичекъ н засвѣтилъ свѣчку, прикрѣпленную къ вѣткѣ надъ столомъ. — Конецъ вашей бе сѣдѣ, — стукнулъ онъ ладонью по столу: до вольно. Слышишь, ты, Пашка, ты вѣрно угадалъ, что сваха я: сватать тебѣ Нюню Цѣпочкину? Молчаніе длилось всего лишь мгно веніе. Алеша чувствовалъ, что если Пѣтуховъ промолчитъ чуть дольше, или смѣшается,—то онъ будетъ пре зирать его, какъ себя. Но Поль де- Коша улыбнулся и просто сказалъ: — Сватай, если охота… А Драбкинъ, вопреки всѣмъ ожида ніямъ, не захототалъ ядовито, а толь ко крутнулъ головой и задумчиво про изнесъ: —- Чтожъ! Она интеллигентнѣе всѣхъ среди нашего бабансу. Площадь городской ратуши въ Прагѣ. Здѣсь происходили самые крупные безпорядки и возведены были баррикады. ЮЖНЫЙ КРАЙ. 13 Адольфъ Штейнгель, французскій „художникъ, въ убійствѣ котораго обвиняется его жена. ,14 южный КРАЙ. Воскресенье, 7-го Декабря 1908 года СМѣС ь. Древніе телефоны. Недавно въ газетахъ было обраще но вниманіе на алебастровыя вазы ху дожественной античной работы, кото рыя находятся въ нѣкоторыхъ музеяхъ и между прочимъ въ Луврѣ, и роль которыхъ была не только служить ху дожественнымъ украшеніемъ жилищъ, но и отражать, сосредоточивать и уси ливать звуки. Такія вазы, сдѣланныя изъ особаго, уже не находившагося въ каменоломняхъ, алебастра, ставились въ большихъ комнатахъ, въ театрахъ и собраніяхъ и, можетъ быть, на пло щадяхъ, и благодаря ихъ присутствію, ораторы могли произносить рѣчи, не напрягая голоса, при чемъ звукъ вос принимался слушателями на всемъ пространствѣ одинаково ясно и со всѣ ми его красочными оттѣнками. Въ XVIII ст. въ нѣкоторыхъ зданіяхъ „телефоны”, или звукогірвводы, устра ивались только не въ видѣ вазъ, а въ ви дѣ трубъ, сдѣланныхъ изъ особаго це мента и имѣющихъ особую форму. Еще постройки архитектора Растрелли от личаются присутствіемъ звукопрово- довь. Такъ, соборъ Смольнаго мона стыря весь въ звукопроводахъ, и по этому рѣчь, сказанная въ царскихъ вратахъ даже шепотомъ, отчетливо слышна на паперти. Во многихъ за лахъ и комнатахъ Зимняго дворца то же имѣются звукопроводы, хотя въ позднѣйшихъ передѣлкахъ они безжа лостно были уничтожаемы и, вѣроят но, сохранились не во всѣхъ стѣнахъ дворца. Раскопки „Царевой могилы ”. Раскопки „Царевой могилы” вблизи м. Кривой-Рогъ Херс. губ., произво дились владѣльцемъ имѣнія А. Биш- леромъ подъ наблюденіемъ херсон скаго археолога В. Гошкевича и чле на херсонской коммиссіи студ. ветер. А. Коломойцева. Первый рисунокъ представляетъ курганъ высотой шесть въ саженей, со стоитъ изъ старой насыпи въ 4’/г саж., бронированной камнями, и добавочной въ 1’/> саж., болѣе поздняго проис хожденія. Раскопки ведутся въ продолженіе двухъ лѣтъ; до сихъ поръ обнаруже но 11 погребеній, всѣ внѣ вѣнца (ка менной ограды въ діаметрѣ 10 саж., оказавшейся подъ насыпью). Одни изъ погребеній нужно отнести къ V—VI вѣку до Р. X., другія къ болѣе позднему происхожденію скнн- скому—типъ впускного погребенія-‘ въ старый курганъ. О скиѳс((омѣ по- гребеніи свидѣтельствуютъ -мѣдны я копья, стрѣлы и серебряные завиткѣ (украшенія для волосъ), оказавшіеся при погребеніяхъ впускного харак тера. Изслѣдованіе материка въ вѣнцѣ могилы будетъ производиться въ слѣ дующемъ году, Второй рисунокъ представляетъ по гребеніе, при которомъ найденъ гор шокъ, чаша—черной глины и отшли фованный камень съ выточенной ды рой, очевидно служившій оружіемъ защиты. Въ ногахъ скелета истлѣв шій костякъ ребенка. Гшіографія и фоті-цинкографія „Южнаго Края”, Сумская ул., д. А. А. Юзефовича. разбилъ первый пунктъ. Что же ка сается второго, то онъ тайно отъ всѣхъ доказалъ Цѣіючкипой мамашѣ, что онъ, Алексѣй Макогоновъ, дол женъ взять па себя расходы, которые окупятся сторицей, когда умретъ ея холостякъ—братъ. На свадьбѣ онъ напился больше всѣхъ, плясалъ, игралъ на балалайкѣ, и на рюмкахъ, и лихо закрутилъ усы, когда Цѣіючкина—мамаша, смѣясь, сказала ему: — Эхъ, жаль, что другой дочки нѣтъ у меня! Возглашалъ здравицы, читалъ по здравительныя телеграммы, даже про изнесъ половину спича. Невѣста Нѣсколько разъ говори ла съ нимъ во время танцевъ, но онъ тогда терялся, какъ пригото вишка, и все путалъ ея имя: иной разъ скажетъ просто „Анна”, иной — „Нюня Михайловна”. А когда Драбкинъ, мрачный и серьезный, но тоже страшно пьяный, отвелъ его въ сторону, и сказалъ: •— Не забывай, Макогоновъ, что мужъ и жена—это дробь. Боюсь, что бы нашъ Павелъ не оказался въ зна менателѣ… Тогда я не хотѣлъ бы быть на его мѣстѣ… Алеша Макогоновъ вдругъ вспы лилъ и закричалъ: — Мало чего не хотѣлъ бьг ты… Дуракъ, сосулька, педагогъ несчаст ный! Ну, а я, можетъ быть, и хотѣлъ- бы… И вообше, убирайтесь вы всѣ отъ меня ко всѣмъ чертямъ! Но этотъ инцидентикъ послужилъ, конечно, только къ вящему веселію… Дмитрій Глушковъ.